"Скажи, ровесник, ответь, ровесник, шагая навстречу прекрасной заре..."

"... Хранишь ли в сердце бессмертные песни,
Что пели отцы в грозовом Октябре?"

55 лет назад участились случаи похищения советских военнослужащих для варварских экспериментов по кормлению их холодной телятиной:
"Гром среди ясного неба вызвал бы меньшее удивление, чем это событие: лейтенант Кованьков бежал из Восточного Берлина в Западный и попросил там политического убежища. Это было невероятно. В это невозможно было поверить. Но вот уже час, как в штабе советской воинской части шли занятия, а стол Кованькова стоял пустой. В полдень офицеры штаба, сгрудившись у приемника, слушали повторное сообщение западноберлинской радиостанции о побеге советского офицера Алексея Кованькова. Оттого, что диктор говорил на плохом русском языке, еще труднее было поверить в то, что он сообщал. Передача окончилась. Заиграл джаз. Все смотрели на пустой стол Кованькова.

- Не верю. Не верю, и все, - тихо произнес капитан Радчук. Он был не только непосредственным начальником, но и другом Кованькова, они жили в одной квартире.

- Он ночевал дома? - спросил майор Звягинцев.
- Часов до девяти мы играли с ним в шахматы... - Капитан Радчук сморщил лоб, припоминая, как все было. - Потом он сказал, что хочет снести прачке белье... Возился в передней с чемоданом. Кто - то позвонил ему по телефону. Вскоре я услышал, как хлопнула дверь.
- Он ушел с чемоданом?
- Не знаю. Я в это время уже лежал в постели.
- А утром? Вы же всегда на работу шли вместе.
- Обычно мне приходилось его будить. А тут он еще вечером предупредил, что встанет очень рано, так как ему надо сходить за посылкой в гостиницу, где остановился приехавший из Москвы какой - то его земляк.
Майор Звягинцев пожал плечами.
- Странно... очень странно.
- Не верю, не верю, и все, - упрямо повторял Радчук.
- И все же факт остается фактом: его нет. - Лейтенант Уханов кивнул на пустой стол Кованькова. - Ведь всего год, как он у нас в штабе. Разве мы его так уж хорошо знали?
- Да бросьте вы, ей - богу! - возмутился Радчук. - Вы же знаете, что он простой парень, всей душой советский. У него невеста в Москве.
В два часа дня майор Звягинцев вызвал к себе всех офицеров отдела, в котором работал Кованьков. Кроме майора, в кабинете были две стенографистки и незнакомый коренастый парень в хорошо сшитом штатском костюме.
- Поговорим, товарищи, о Кованькове. Скажем все, что мы о нем знаем и думаем. - Майор кивнул на стенографисток. - Под стенограмму поговорим. Так надо. Кто будет говорить первый? Может, вы, Радчук, как его друг, так сказать?
- Почему «так сказать»? - Радчук встал. - Я действительно друг Кованькова.
Стенографистки, держа наготове ручки, бесстрастно смотрели в свои тетради. Незнакомый коренастый парень, сидевший в стороне на диване, сказал:
- Дайте, капитан, общую характеристику Кованькову.
- Лейтенант Алексей Гаврилович Кованьков, - заговорил Радчук скучным рапортующим тоном, - комсомолец, верней, уже кандидат партии, является, на мой взгляд, политически развитым и хорошо подготовленным офицером. Лейтенант Кованьков...
- Не то, не то! - Парень поморщился. - Вы, если можно, по - человечески.
Радчук уловил в просьбе парня дружеское участие к судьбе лейтенанта и заговорил о Кованькове совсем по - другому. Из его слов вырастал знакомый всем облик Алеши Кованькова, которого в штабе успели полюбить и за его добросовестную работу и за веселый нрав. Лейтенанту Уханову, слушавшему Радчука, стало стыдно за то, что он утром говорил о Кованькове. В самом деле, что еще нужно было о нем знать, кроме того, что было известно всем? Родился он в Москве, в семье учителя. Окончив десятилетку, пошел в военное училище. Затем получил назначение в оккупационные войска. Хорошо владел немецким языком и потому сразу был взят в штаб, в отдел, ведающий связями с временными демократическими органами управления одного из районов Восточной Германии.
Радчук кончил говорить и попросил разрешения сесть.
- Одну минуточку, товарищ капитан, - снова обратился к нему парень. - Вы сказали, что не так давно Кованьков подружился с немецкой девушкой. Вы ее знаете?
- Знаю, - немного смутясь, ответил Радчук. - Ее зовут Рената.
- В каких отношениях с ней был Кованьков?
- В очень хороших. Парень усмехнулся:
- Это не ответ.
- Повторяю: в очень хороших, и это самый точный ответ на ваш вопрос. - Радчука обидела усмешка парня.
- Не был ли Кованьков влюблен в Ренату?
Радчук подумал и ответил:
- По - моему, к этому шло.
... Лейтенант Кованьков в это время спал. Да, он спал, и даже видел какой - то приятный сон. Но вот веки его вздрогнули и открылись, сперва чуть - чуть, потом широко. Кованьков приподнял голову, осмотрелся и медленно опустился на подушку... Главное - не забыть все, что случилось за это время, ничего не забыть, ни малейшей детали...
Итак, в девять часов вечера он собрался снести прачке белье. В последнюю минуту, когда он уже надевал шинель, позвонила Рената и предложила побродить часок по городу. Сказала: очень хороший вечер... Вечер, впрочем, был не таким уж хорошим. Даже в ноябре выдаются такие дни, когда осень словно хочет показать, что она не так уж плоха, как о ней думают люди, что она тоже может подарить солнечный день, а вечером развесить в небе звезды. Но все же осень оставалась осенью: пронзительный холодный ветер хлестал в лицо, хлопал сорванными афишами.
Кованьков отнес белье к прачке и встретился с Ренатой. Они бродили по пустеющим к ночи улицам. Говорили о книгах, о звездах, о спорте, о кинофильмах. Молчали о том, что заставляло их бродить вдвоем по городу в этот поздний вечерний час.
Они пересекли Шлоспарк, а затем по улицам Шарлоттен и Массовер вышли к станции метро. Рената показала глазами на синюю неоновую букву, горевшую над входом. Через минуту они уже сели в совершенно пустой вагон подземки и помчались под Берлином. На станции Александерплац вышли из поезда и поднялись на поверхность. Площадь была залита светом. Поздний час здесь еще не чувствовался.
- Пойдем к реке, - предложила Рената.
- К реке так к реке, - засмеялся Кованьков.
И снова они разговаривали, а о чем - и не вспомнишь. У поворота на Варшавский мост Рената остановилась.
- Вот куда я вас затащила!
- Это же не край света.
- Почти край, - вдруг серьезно сказала Рената. - На той стороне уже американский сектор. - Она тряхнула головой и спросила: - Знаете, почему я люблю это место?
Кованьков оглянулся - вокруг не было ничего примечательного.
- Здесь я увидела первый советский танк и первых советских солдат...
- К сожалению, меня в том танке не было, - грустно произнес Кованьков.
Рената посмотрела на часы, Кованьков заметил, что она очень взволнована. Он знал, что под развалинами дома, в который угодила американская фугаска, погибли ее мать и младший брат... Но теперь он не мог не подозревать, что Рената волновалась совсем по другой причине.
Вот что произошло дальше. Возле них остановилось такси.
- Рената, здравствуй! - крикнул мужчина, сидевший рядом с шофером.
Рената помахала ему рукой.
Из машины вылезли двое, рослые, хорошо одетые. Они поздоровались с Ренатой и чуть удивленно посмотрели на Кованькова. Рената сказала:
- Познакомьтесь, это мой советский друг, а это мои немецкие друзья по спорту. - Мужчины пожали руку Кованькову в назвали свои имена. Он не запомнил эти имена. Да и ясно теперь, что имена он услышал, конечно, не настоящие.
- Долго еще собираетесь стеречь мост? - смеясь, спросил у Ренаты один из мужчин.
- Пожалуй, уже пора домой, - ответила Рената...
- Садитесь, мы вас подвезем.
- Поедем? - обратилась Рената к Кованькову.
- Можно, - нетвердо ответил он, понимая, что поступает неосторожно.
Кованьков и оба спортсмена сели на заднем сиденье, Рената - рядом с шофером.
- Вы обращали когда - нибудь внимание на эту церковь? - спросил у Кованькова сидевший слева от него спортсмен.
Кованьков пригнулся, чтобы увидеть церковь, и в это мгновение ему в лицо шмякнуло что - то влажное, очень остро пахнущее... Больше он ничего не помнил вплоть до того, когда очнулся вот в этой комнате. Сколько пробыл без сознания, он не знал: часы с его руки сняли. Окон в комнате не было. На столе стояла большая кружка с черным кофе, на тарелке лежал кусок холодной телятины, на деревянном подносе белела разрезанная на тоненькие ломтики булка. Все это часа два назад внес и поставил на стол высокий костлявый солдат в американской форме..."