"... Из открытых окон школы
Слышны крики октябрят".
75 лет назад в СССР руководство решило временно повести непримиримую борьбу с отдельными перегибами по части бдительности:
"Очередное занятие студентов пятого курса 2-го ленинградского медицинского института происходило в психиатрической больнице. Студенты должны были познакомиться с историей болезни одного буйно-помешанного. Санитары привели больного, который прямо от дверей пошел на студентов, хлопая руками, как крыльями, с криком:
- Заклюю!
- Не волнуйтесь, - сказал профессор больному. - Мы сегодня у вас в гостях.
Больной засмеялся, крикнул петухом и затем, уставившись на одну студентку, сказал:
- Я вас знаю, Эмма!
Студентка, к которой относилась эта фраза, покраснела и отошла в сторону. Ее действительно звали Эммой, и неожиданное заявление больного, которого она видела в первый раз, естественно, смутило ее.
Но так как больной не настаивал больше на своем заявлении, а уже опять подражал петуху, то ни профессор, ни студенты не придали его фразе никакого значения. Профессор продолжал свои объяснения, студенты вели свои записи, и только в сердце комсорга пятого курса Широкобокова вкрался червь сомнения.
Это беспокойство усилилось, когда Широкобоков узнал, что больной Таневич принадлежал раньше не то к торговому, не то к дворянскому сословию.
- Да, - решил Широкобоков, - здесь что-то не так.
Чтобы не терять времени, он тут же отправился в Институт и принялся изучать личную карточку комсомолки Эммы. Но карточка была в полном порядке.
- Значит, Эмма что-то скрывает, - решил комсорг. - А раз скрывает, то у нее, по всей вероятности, дело нечисто.
На следующий день комсомолка Эмма была вызвана для допроса.
- Кем приходится вам гражданин Таневич? - задал вопрос Широкобоков.
- Он клинический больной, - не смущаясь, ответила Эмма.
- По родственной линии?
- Никем.
- Мы имеем заявление, что вы находились в близком знакомстве с этим человеком.
- От кого это заявление? - полюбопытствовала Эмма.
- От самого Таневича.
- Так ведь он же сумасшедший!
- Это все равно, - ответил Широкобоков. - Кто бы нам ни подал заявление, мы обязаны его расследовать. Поэтому честно и прямо сознавайтесь во всем...
- Я не знаю за собой никаких проступков.
- Смотрите, будет хуже, если мы распутаем это дело без вашей помощи.
- Что ж, попробуйте, - сказала Эмма и ушла.
Может быть, комсорг и сам уже чувствовал всю абсурдность предъявленных им комсомолке обвинений, но по натуре он был большим трусом и страшно опасался одного: а вдруг реплику сумасшедшего Таневича слышали другие студенты и его, комсорга, обвинят в недостаточной бдительности?
Пусть комсомолка Эмма будет полностью реабилитирована. Пусть все его подозрения окажутся необоснованными, пустыми. Пусть, наконец, кой-кто над ним и посмеется. Зато он проявит бдительность и настороженность, внимание к сигналу (хотя бы и к сигналу сумасшедшего).
Надо показать себя! Представился такой удобный случай...
Он начал следствие.
Вызывал к себе студентов, задавал им различные вопросы. Но ребята, точно сговорившись, отвечали одно и то же:
- Как же, знаем ее! Девушка хорошая, активная, побольше бы таких!
Следствие не двигалось с места. Тогда комсоргу пришла в голову блестящая идея: он решил отправиться в психиатрическую больницу и снять показание с самого Таневича. Раз уж он сделал заявление, так он обязан дать и подробные материалы к нему.
У входа в буйное отделение Широкобокова встретил дежурный врач.
- Мне нужно видеть больного Таневича, - сказал Широкобоков.
- Приходите двенадцатого, сегодня, к сожалению, неприемный день.
- У меня серьезное дело. Я должен получить у него показания.
Дежурный врач удивленно оглядел комсорга:
- Какие, собственно, показания вам нужны от сумасшедшего?
- Этот сумасшедший намекнул на свои связи с одной нашей комсомолкой, и я должен распутать это дело.
- А сколько лет вашей комсомолке? - заинтересовался врач.
- Двадцать пять.
- Ну, так идите спокойно домой. Ваша комсомолка ходила еще под стол пешком, когда Таневич был уже у нас в больнице.
- Тогда, значит, он знал ее родителей! - возбужденно сказал Широкобоков. - Пустите меня к Таневичу, и мы ее моментально разоблачим!
Дежурный врач не разделил восторгов комсорга и вежливо, но решительно выставил его на улицу. Широкобокова это, однако, нисколько не обескуражило, и он побежал в Институт снимать новый допрос с Эммы.
- Так, кто были ваши родители? - многозначительно спросил он.
- Трудящиеся.
- А где они сейчас?
- Умерли.
- Ложь, - сказал комсорг. - У меня точные сведения, что они были эксплуататорами.
Эмма вместо объяснений представила пенсионную книжку.
- Не верю, принесите справку из загса.
Эмма принесла и такую справку. Как будто можно было считать вопрос исчерпанным. Но Широкобоков не успокоился.
Двенадцатого, в приемный день, он явился в психиатрическую больницу и получил свидание с Таневичем.
- Кукареку! - приветствовал буйный больной неугомонного комсорга.
- Вы это оставьте, - посоветовал Широкобоков больному. - Расскажите лучше, откуда вы знаете Эмму и где ее родители?
- Кукареку, - хлопая руками, точно крыльями, кричал больной.
- Милый, у меня к вам серьезное дело, - умоляюще сказал одержимый Широкобоков. - Один член ВЛКСМ из моей организации что-то скрывает, и нам надо вывести ее на чистую воду.
- Заклюю! - крикнул Таневич и бросился на комсорга. Тут прибежали санитары и связали буйного...
Зарвавшийся молодой чиновник хотел исключить комсомолку Эмму из организации. Однако комсомольцы воспротивились этому. Но комсорг остался верным себе и, когда Эмма попросила дать ей характеристику для вступления в партию, ответил ей грубым отказом.
Итак, сам Широкобоков помог нам нарисовать образ махрового перестраховщика в комсомоле. Такой комсорг, как Широкобоков, пользуясь каким-нибудь слушком, может исключить из организации не одного, а пять, десять честных комсомольцев.
Не удалось Широкобокову исключить Эмму, так он страхует себя новым приемом: тормозит ее перевод в партию.
Но почему?
- Да так, - решает Широкобоков, - на всякий случай.
Перестраховщикам чужды большевистская принципиальность и большевистская чуткость к живым людям.
Куйбышевский горком комсомола, не задумываясь, вынес решение об исключении инженера Станкостроительного завода Плафа «за связь с Америкой». А нужно было лишь немного разобраться, чтобы выяснить, что дядя Плафа уехал в Америку в 1909 году - за пять лет до рождения своего племянника.
Газета «Магнитогорский рабочий» сообщает о таком факте:
«Комсомолка шамотно-динасового завода тов. Банная долгое время не имела квартиры. Наконец, квартиру ей дали. Но впоследствии начальник цеха, который предоставил квартиру Банной, оказался врагом народа. Для руководителей комсомольской организации этого было достаточно, чтобы обвинить Банную в связи с врагами народа. Ее исключили из комсомола.
Но этим дело не кончилось. Комсомольские руководители принялись расследовать, с кем дружила Банная. Ее подругой оказалась комсомолка Терентьева. И тут же явилось новое решение - об исключении из комсомола Терентьевой за... связь с Банной».
На Горьковском автомобильном заводе имени Молотова нужно было привести в порядок анкеты комсомольцев - инженерно - технических работников.
Вместо того чтобы провести это дело самым нормальным путем, заведующий отделом кадров тов. Соскин предложил своему заместителю Куликову создать тройку под руководством Григория Васильевича Кокорина.
- А кто такой Кокорин?
- Это один бойкий малый, - ответил Соскин.
И вот анкетная тройка в составе «одного бойкого малого» (остальных Соскин так и не подобрал) приступила к работе.
Григорий Васильевич Кокорин разместился в большой изолированной комнате и повел разговоры с комсомольцами в такой форме:
- Фамилия?
- Бойко.
- Год рождения?
- 1908.
- Специальность?
- Инженер.
- Ах, инженер... тогда ответьте, какой министерский пост вы занимали при Временном правительстве?
- Никакой.
- Почему?
- По той простой причине, - ответил Бойко, - что даже при Временном правительстве детям девятилетнего возраста не давали министерских портфелей.
Кокорин метнул на молодого инженера недоверчивый взгляд и продолжал:
- А в каком чине вы служили в белой армии?
- Ни в каком.
- Почему? - снова осведомился Кокорин.
- Потому, что десятилетних ребят также туго производили в офицеры, как девятилетних в министры.
- Не отпирайтесь, - мрачно посоветовал Кокорин. - Если вы не успели стать офицером, то, по всей вероятности, были связистом при штабе Юденича.
- Откуда вы это взяли? - заинтересовался Бойко.
- О, меня не проведешь, - ответил Кокорин, - я знаю, вы любите носить погоны!
- Представьте, нет.
- Почему?
- Так, по складу своего характера.
Григорий Васильевич Кокорин нервно прошелся по комнате. Ему явно не везло.
- А в армии Франко вы бы хотели служить?
- Что? - не понял Бойко.
Пока Кокорин задавал только идиотские вопросы, комсомолец Бойко еще терпел. Но провокационный вопрос попросту возмутил молодого инженера.
- Мой отец - рабочий, - сказал он, - а я советский специалист, и этот разговор оскорбляет меня.
Карьерист Кокорин задавал провокационные вопросы, а заведующий отделом кадров Соскин сидел в соседней комнате и потирал от восторга руки.
- Ну и загибает, бестия! - кричал он своему заместителю Куликову. - Прямо Шерлок Холмс какой - то!
А бестия гнул и гнул дальше. Гнусной провокацией «бойкий малый» стремился упрочить за собой славу бдительного человека и опорочить честных советских специалистов, членов Ленинского коммунистического союза молодежи.
Но новоявленному Шерлоку Холмсу не повезло: комсомольцы быстро разоблачили гнусного карьериста и призвали его к строгому ответу.
Перестраховщики, карьеристы и клеветники, спекулируя на бдительности, творят вреднейшее, антипартийное дело.
Партия и ее сталинский Центральный комитет всегда учили и учат, что революционная бдительность ничего общего не имеет с бездушным и огульным подходом к людям. Быть бдительным - значит уметь отличать друга от врага и врага от друга.
Клевета на честных людей - одна из форм вредительства.
Решения январского Пленума ЦК ВКП(б) вскрыли новую гнусную тактику врагов, которые клеветой и провокацией стремились перебить большевистские кадры и посеять в наших рядах неуверенность и излишнюю подозрительность.
Замаскированным врагам в их провокационной работе помогали карьеристы - перестраховщики. Многие комсомольские организации, идя на поводу у таких крикунов и карьеристов, огулом исключали из комсомола ни в чем неповинных молодых людей.
Исходя из решений январского Пленума ЦК ВКП(б), Центральный комитет комсомола вскрыл серьезнейшие ошибки в комсомольских организациях.
«Пора понять, - говорится в постановлении V пленума ЦК ВЛКСМ, - что необоснованные исключения из комсомола, бездушное отношение к людям, членам ВЛКСМ, выгодны врагам народа, так как такие антибольшевистские действия сеют излишнюю подозрительность в рядах ВЛКСМ, создают недовольство и озлобление у неправильно исключенных из ВЛКСМ, а троцкистско - бухаринские агенты фашизма нередко подцепляют таких недовольных и озлобленных товарищей и тащат их за собой во вражеское болото».
Задача всех комсомольских организаций состоит в том, чтобы провести в жизнь решения V пленума ЦК ВЛКСМ, наметившего конкретные мероприятия для быстрейшей ликвидации допущенных ошибок.
Решения Центрального комитета ВКП(б) и Центрального комитета ВЛКСМ учат нас еще сильнее и смелее разоблачать врагов народа, но врагов действительных, а не мнимых".
Слышны крики октябрят".
"Очередное занятие студентов пятого курса 2-го ленинградского медицинского института происходило в психиатрической больнице. Студенты должны были познакомиться с историей болезни одного буйно-помешанного. Санитары привели больного, который прямо от дверей пошел на студентов, хлопая руками, как крыльями, с криком:
- Заклюю!
- Не волнуйтесь, - сказал профессор больному. - Мы сегодня у вас в гостях.
Больной засмеялся, крикнул петухом и затем, уставившись на одну студентку, сказал:
- Я вас знаю, Эмма!
Студентка, к которой относилась эта фраза, покраснела и отошла в сторону. Ее действительно звали Эммой, и неожиданное заявление больного, которого она видела в первый раз, естественно, смутило ее.
Но так как больной не настаивал больше на своем заявлении, а уже опять подражал петуху, то ни профессор, ни студенты не придали его фразе никакого значения. Профессор продолжал свои объяснения, студенты вели свои записи, и только в сердце комсорга пятого курса Широкобокова вкрался червь сомнения.
Это беспокойство усилилось, когда Широкобоков узнал, что больной Таневич принадлежал раньше не то к торговому, не то к дворянскому сословию.
- Да, - решил Широкобоков, - здесь что-то не так.
Чтобы не терять времени, он тут же отправился в Институт и принялся изучать личную карточку комсомолки Эммы. Но карточка была в полном порядке.
- Значит, Эмма что-то скрывает, - решил комсорг. - А раз скрывает, то у нее, по всей вероятности, дело нечисто.
На следующий день комсомолка Эмма была вызвана для допроса.
- Кем приходится вам гражданин Таневич? - задал вопрос Широкобоков.
- Он клинический больной, - не смущаясь, ответила Эмма.
- По родственной линии?
- Никем.
- Мы имеем заявление, что вы находились в близком знакомстве с этим человеком.
- От кого это заявление? - полюбопытствовала Эмма.
- От самого Таневича.
- Так ведь он же сумасшедший!
- Это все равно, - ответил Широкобоков. - Кто бы нам ни подал заявление, мы обязаны его расследовать. Поэтому честно и прямо сознавайтесь во всем...
- Я не знаю за собой никаких проступков.
- Смотрите, будет хуже, если мы распутаем это дело без вашей помощи.
- Что ж, попробуйте, - сказала Эмма и ушла.
Может быть, комсорг и сам уже чувствовал всю абсурдность предъявленных им комсомолке обвинений, но по натуре он был большим трусом и страшно опасался одного: а вдруг реплику сумасшедшего Таневича слышали другие студенты и его, комсорга, обвинят в недостаточной бдительности?
Пусть комсомолка Эмма будет полностью реабилитирована. Пусть все его подозрения окажутся необоснованными, пустыми. Пусть, наконец, кой-кто над ним и посмеется. Зато он проявит бдительность и настороженность, внимание к сигналу (хотя бы и к сигналу сумасшедшего).
Надо показать себя! Представился такой удобный случай...
Он начал следствие.
Вызывал к себе студентов, задавал им различные вопросы. Но ребята, точно сговорившись, отвечали одно и то же:
- Как же, знаем ее! Девушка хорошая, активная, побольше бы таких!
Следствие не двигалось с места. Тогда комсоргу пришла в голову блестящая идея: он решил отправиться в психиатрическую больницу и снять показание с самого Таневича. Раз уж он сделал заявление, так он обязан дать и подробные материалы к нему.
У входа в буйное отделение Широкобокова встретил дежурный врач.
- Мне нужно видеть больного Таневича, - сказал Широкобоков.
- Приходите двенадцатого, сегодня, к сожалению, неприемный день.
- У меня серьезное дело. Я должен получить у него показания.
Дежурный врач удивленно оглядел комсорга:
- Какие, собственно, показания вам нужны от сумасшедшего?
- Этот сумасшедший намекнул на свои связи с одной нашей комсомолкой, и я должен распутать это дело.
- А сколько лет вашей комсомолке? - заинтересовался врач.
- Двадцать пять.
- Ну, так идите спокойно домой. Ваша комсомолка ходила еще под стол пешком, когда Таневич был уже у нас в больнице.
- Тогда, значит, он знал ее родителей! - возбужденно сказал Широкобоков. - Пустите меня к Таневичу, и мы ее моментально разоблачим!
Дежурный врач не разделил восторгов комсорга и вежливо, но решительно выставил его на улицу. Широкобокова это, однако, нисколько не обескуражило, и он побежал в Институт снимать новый допрос с Эммы.
- Так, кто были ваши родители? - многозначительно спросил он.
- Трудящиеся.
- А где они сейчас?
- Умерли.
- Ложь, - сказал комсорг. - У меня точные сведения, что они были эксплуататорами.
Эмма вместо объяснений представила пенсионную книжку.
- Не верю, принесите справку из загса.
Эмма принесла и такую справку. Как будто можно было считать вопрос исчерпанным. Но Широкобоков не успокоился.
Двенадцатого, в приемный день, он явился в психиатрическую больницу и получил свидание с Таневичем.
- Кукареку! - приветствовал буйный больной неугомонного комсорга.
- Вы это оставьте, - посоветовал Широкобоков больному. - Расскажите лучше, откуда вы знаете Эмму и где ее родители?
- Кукареку, - хлопая руками, точно крыльями, кричал больной.
- Милый, у меня к вам серьезное дело, - умоляюще сказал одержимый Широкобоков. - Один член ВЛКСМ из моей организации что-то скрывает, и нам надо вывести ее на чистую воду.
- Заклюю! - крикнул Таневич и бросился на комсорга. Тут прибежали санитары и связали буйного...
Зарвавшийся молодой чиновник хотел исключить комсомолку Эмму из организации. Однако комсомольцы воспротивились этому. Но комсорг остался верным себе и, когда Эмма попросила дать ей характеристику для вступления в партию, ответил ей грубым отказом.
Итак, сам Широкобоков помог нам нарисовать образ махрового перестраховщика в комсомоле. Такой комсорг, как Широкобоков, пользуясь каким-нибудь слушком, может исключить из организации не одного, а пять, десять честных комсомольцев.
Не удалось Широкобокову исключить Эмму, так он страхует себя новым приемом: тормозит ее перевод в партию.
Но почему?
- Да так, - решает Широкобоков, - на всякий случай.
Перестраховщикам чужды большевистская принципиальность и большевистская чуткость к живым людям.
Куйбышевский горком комсомола, не задумываясь, вынес решение об исключении инженера Станкостроительного завода Плафа «за связь с Америкой». А нужно было лишь немного разобраться, чтобы выяснить, что дядя Плафа уехал в Америку в 1909 году - за пять лет до рождения своего племянника.
Газета «Магнитогорский рабочий» сообщает о таком факте:
«Комсомолка шамотно-динасового завода тов. Банная долгое время не имела квартиры. Наконец, квартиру ей дали. Но впоследствии начальник цеха, который предоставил квартиру Банной, оказался врагом народа. Для руководителей комсомольской организации этого было достаточно, чтобы обвинить Банную в связи с врагами народа. Ее исключили из комсомола.
Но этим дело не кончилось. Комсомольские руководители принялись расследовать, с кем дружила Банная. Ее подругой оказалась комсомолка Терентьева. И тут же явилось новое решение - об исключении из комсомола Терентьевой за... связь с Банной».
На Горьковском автомобильном заводе имени Молотова нужно было привести в порядок анкеты комсомольцев - инженерно - технических работников.
Вместо того чтобы провести это дело самым нормальным путем, заведующий отделом кадров тов. Соскин предложил своему заместителю Куликову создать тройку под руководством Григория Васильевича Кокорина.
- А кто такой Кокорин?
- Это один бойкий малый, - ответил Соскин.
И вот анкетная тройка в составе «одного бойкого малого» (остальных Соскин так и не подобрал) приступила к работе.
Григорий Васильевич Кокорин разместился в большой изолированной комнате и повел разговоры с комсомольцами в такой форме:
- Фамилия?
- Бойко.
- Год рождения?
- 1908.
- Специальность?
- Инженер.
- Ах, инженер... тогда ответьте, какой министерский пост вы занимали при Временном правительстве?
- Никакой.
- Почему?
- По той простой причине, - ответил Бойко, - что даже при Временном правительстве детям девятилетнего возраста не давали министерских портфелей.
Кокорин метнул на молодого инженера недоверчивый взгляд и продолжал:
- А в каком чине вы служили в белой армии?
- Ни в каком.
- Почему? - снова осведомился Кокорин.
- Потому, что десятилетних ребят также туго производили в офицеры, как девятилетних в министры.
- Не отпирайтесь, - мрачно посоветовал Кокорин. - Если вы не успели стать офицером, то, по всей вероятности, были связистом при штабе Юденича.
- Откуда вы это взяли? - заинтересовался Бойко.
- О, меня не проведешь, - ответил Кокорин, - я знаю, вы любите носить погоны!
- Представьте, нет.
- Почему?
- Так, по складу своего характера.
Григорий Васильевич Кокорин нервно прошелся по комнате. Ему явно не везло.
- А в армии Франко вы бы хотели служить?
- Что? - не понял Бойко.
Пока Кокорин задавал только идиотские вопросы, комсомолец Бойко еще терпел. Но провокационный вопрос попросту возмутил молодого инженера.
- Мой отец - рабочий, - сказал он, - а я советский специалист, и этот разговор оскорбляет меня.
Карьерист Кокорин задавал провокационные вопросы, а заведующий отделом кадров Соскин сидел в соседней комнате и потирал от восторга руки.
- Ну и загибает, бестия! - кричал он своему заместителю Куликову. - Прямо Шерлок Холмс какой - то!
А бестия гнул и гнул дальше. Гнусной провокацией «бойкий малый» стремился упрочить за собой славу бдительного человека и опорочить честных советских специалистов, членов Ленинского коммунистического союза молодежи.
Но новоявленному Шерлоку Холмсу не повезло: комсомольцы быстро разоблачили гнусного карьериста и призвали его к строгому ответу.
Перестраховщики, карьеристы и клеветники, спекулируя на бдительности, творят вреднейшее, антипартийное дело.
Партия и ее сталинский Центральный комитет всегда учили и учат, что революционная бдительность ничего общего не имеет с бездушным и огульным подходом к людям. Быть бдительным - значит уметь отличать друга от врага и врага от друга.
Клевета на честных людей - одна из форм вредительства.
Решения январского Пленума ЦК ВКП(б) вскрыли новую гнусную тактику врагов, которые клеветой и провокацией стремились перебить большевистские кадры и посеять в наших рядах неуверенность и излишнюю подозрительность.
Замаскированным врагам в их провокационной работе помогали карьеристы - перестраховщики. Многие комсомольские организации, идя на поводу у таких крикунов и карьеристов, огулом исключали из комсомола ни в чем неповинных молодых людей.
Исходя из решений январского Пленума ЦК ВКП(б), Центральный комитет комсомола вскрыл серьезнейшие ошибки в комсомольских организациях.
«Пора понять, - говорится в постановлении V пленума ЦК ВЛКСМ, - что необоснованные исключения из комсомола, бездушное отношение к людям, членам ВЛКСМ, выгодны врагам народа, так как такие антибольшевистские действия сеют излишнюю подозрительность в рядах ВЛКСМ, создают недовольство и озлобление у неправильно исключенных из ВЛКСМ, а троцкистско - бухаринские агенты фашизма нередко подцепляют таких недовольных и озлобленных товарищей и тащат их за собой во вражеское болото».
Задача всех комсомольских организаций состоит в том, чтобы провести в жизнь решения V пленума ЦК ВЛКСМ, наметившего конкретные мероприятия для быстрейшей ликвидации допущенных ошибок.
Решения Центрального комитета ВКП(б) и Центрального комитета ВЛКСМ учат нас еще сильнее и смелее разоблачать врагов народа, но врагов действительных, а не мнимых".
Комментариев нет:
Отправить комментарий