"Я культурно проводил воскресенье..." - 35

"Военные критики находят кампанию 1814 г. одной из самых замечательных частей наполеоновской эпохи с точки зрения стратегического творчества императора. Битва при Шато-Тьери 12 февраля кончилась новой большой победой Наполеона. Если бы не ошибочное движение и опоздание маршала Макдональда, дело кончилось бы полным истреблением сражавшихся у Шато-Тьери союзных сил. 13 февраля Блюхер разбил и отбросил маршала Мармона. Но 14 февраля подоспевший на помощь Мармону Наполеон разбил снова Блюхера в битве при Вошане. Блюхер потерял около 9 тысяч человек....Эти неожиданные, ежедневно следующие одна за другой победы Наполеона так смутили союзников, что числившийся главнокомандующим Шварценберг послал в лагерь Наполеона адъютанта с просьбой о перемирии. Новые две битвы - при Мормане и при Вильневе, тоже окончившиеся победой французов, - побудили союзников к этому неожиданному шагу - просьбе о перемирии... На перемирие он не согласился. 18 февраля произошла новая битва при Монтеро, и опять союзники потеряли убитыми и ранеными 3 тысячи, а пленными - 4 тысячи человек и были отброшены.... У императора к началу марта было уже больше 75 тысяч человек, из них 40 тысяч он выставил заслонами против отступившего Шварценберга, а с 35 тысячами устремился против Блюхера, который чуть не погиб во время преследования его Наполеоном и спасся только вследствие оплошности коменданта Суассона, сдавшего город. Но, спасшись от плена, Блюхер не ушел от сражения: 7 марта Наполеон настиг его у Краонна и разбил; после тяжелых потерь Блюхер бежал к г. Лаону". *)
Над всем ходом мировой истории, включая независимость Греции, Чили, Перу и даже Бразилии – навис знак вопроса, когда в дверь дуврской гостиницы "Ship" после полуночи 21 февраля 1814 года постучала чья-то крепкая рука. Хозяин зажёг фонарь, открыл дверь и впустил джентльмена в серой военной шинели, с небольшой дорожной сумкой, назвавшегося подполковником Дю Бургом и сообщившего, что прибыл из Франции с важнейшим известием. Несмотря на поздний час, вокруг прибывшего уже собралось изрядно народу, а тот потребовал бумагу и тут же написал письмо:
"Достопочтенному Дж. Фоли, командиру порта, Дил,
Один час пополуночи, 21 февраля, 1814.
Сэр,
Имею честь сообщить Вам, что L'Aigle из Кале, капитан Пьер Дюкен, только что высадил меня на берег близ Дувра, чтоб я проследовал в столицу с донесениями самого счастливого свойства. Я поклялся честью, что команде L'Aigle не будет причинено никакого вреда; и под белым флагом они немедленно вышли в море. Если они будут задержаны, я умоляю Вас освободить их безотлагательно. Моё страстное желание порадовать Вас позволяет лишь сказать, что Союзники добились окончательной победы, Бонапарт был захвачен отрядом саксонских казаков, которые тут же его зарубили, а тело поделили между собой. Генерал Платов спас Париж от полного испепеления. Союзные монархи находятся там, и повсюду лишь белая кокарда; несомненно, что мир наступит незамедлительно. Находясь в величайшей спешке, прошу принять уверения в совершенном к Вам почтении, и имею честь быть,
Сэр, Вашим покорным слугой,
Р. Дю Бург, подполковник и личный адьютант Лорда Каткарта".**)
Содержание своего письма командиру порта подполковник-француз от присутсвовавших не скрывал, те бросились было обнимать доброго роялиста, просили отпраздновать с ними победу, старались выведать какие-нибудь захватывающие подробности убийства, учинённого диким саксонским казачеством, но Дю Бург скромно просил всех дождаться наступления дня, когда объявление сделает лично достопочтенный Дж.Фоли, а сам лишь огорчился немного, узнав, что туман помешает семафорному телеграфу передать новости в Лондон уже в ранние утренние часы, попытался заплатить за почтовую карету золотыми наполеновскими монетами, но потом всё же достал из кармана и фунты, так как никто из присутствующих не знал обменного курса. Вскоре новости облетели уже половину ночного Дувра, жестокая казацкая расправа над проклятым Бонапартом занимала мысли многих. Какой-то не очень образованный купец признался: и слыхом не слыхивал о том, что русские казаки, которых император Александр уже несколько раз присылал в Англию с разными поручениями, живут и в Саксонии. Над ним посмеялись – темнота, мол, что с такого взять? Другой фома-неверующий удивлялся тому, что эти самые саксонские казаки вдруг оказались среди союзников. Тут тоже не было ничего удивительного – всё же шестая по счёту коалиция против Наполеона, как всех настоящих друзей упомнить? Утро застало полковника Дю Бурга в почтовой карете по дороге на Кентербери. Он с интересом наблюдал за то и дело обгонявшими карету всадниками, похоже, купеческого сословия, торопящимися в Лондон, скупо раздавал наполеоновские золотые, ведь в миру звали его Де Беренже, и был он многолетним бедным лондонским эмигрантом, опутанным изрядными долгами, а также изредка ругал себя – вот дёрнул чёрт сочинить, что казаки-то саксонские. Впрочем, где-то за Кентербери он уже сам хорошо представлял себе этих ребят: здоровенные саксонские морды с бородами, когда-то, конечно, жили в России, но потом судьба забросила на неметчину, собираются каждую неделю в Дрездене в своём клубе – или как там это у них называется, ну, в доме саксонско-российской дружбы, например, выпивают, поют свои старые казацкие песни, пляшут старые казацкие пляски, тоскуют на груди у русского хозяина заведения, доверяя тому свои плачи, затаённые мысли, несбывшиеся желания. Ровно в 10 часов утра, как обычно, начались торги на Лондонской бирже. Цена правительственных фондов, стоявшая на отметке 27-1/2, начала резво подниматься: 28, 28-1/2, 29, 30. Околу полудня, когда стало ясно, что лорду-мэру так и не поступило никакого важного государственного сообщения, цена стала падать и успела упасть до 29. Но с часу дня по лондонским улицам покатила запряжённая четвёркой лошадей карета, в которой горожане заметили Дю Бурга-Де Беренже в новом французском наряде и ещё двух ряженых Все трое радостно хохотали, весело кричали что-то по-французски, а иногда и по-английски, но с сильнейшим французским акцентом. Иногда выходили из кареты, улыбались прохожим, раздавали какие-то листовки, кричали "Мирь-дрюжба", заглядывали в лавки и мастерские. В мастерской чучельника Дю Бург-Де Беренже принялся ухаживать за хорошенькой продавщицей, постоянно повторяя: "О, чучелё, чучелё, ты менья подвелё!". Котировки на бирже вновь поползли вверх: 29, 29-1/2, 30, 31, 32, 33. Тогда опять побежали гонцы в министерства, вернулись назад и сообщили, что никаких важных новостей с континента не поступало, а карета с тремя французскими офицерами с улиц куда-то пропала, после чего цена правительственных фондов быстро вернулась к нижнему утреннему уровню. Вскоре оказалось, что несколько человек купили фонды на огромные суммы денег всего за несколько дней до 21 февраля, продали всё, или почти всё, на необычном подъёме того необычного дня, фантастически при этом заработав . Судебный процесс начался быстро - уже 8 июня 1814 года и продолжался два дня. Чтение его стенограммы - дело удивительно интересное **). Обвиняемых в тайном сговоре было, включая Де Беренже, восемь человек. Суд присяжных признал их виновными. Самым известным из подсудимых был лорд Кокрэн - знаменитый шотландский адмирал, одержавший исторические победы в море над испанцами и французами. Лорд Кокрэн не признал себя виновным, но был приговорён к тюремному заключению сроком на 12 месяцев, штрафу в тысячу фунтов, позорному столбу и колодкам. Последнее наказание не было приведено в исполнение, так как правительство опасалось народных беспорядков. Капитуляция Парижа была подписана только в 2 часа утра 31 марта 1814 года. В полдень в столицу вступили русская и прусская гвардии во главе с императором Александром. 6 апреля Наполеон подписал отречение от французского престола за себя и своих наследников, а 20 апреля отправился в почётную ссылку на остров Эльбу. Впереди было его триумфальное возвращение в Париж в марте следующего года, битвы при Линьи и Ватерлоо, новое отречение и пять с половиной лет изгнания на острове Святой Елены. Лорд Кокрэн, чувствовавший себя на родине изгоем, отправился в Чили, где командовал флотом и громил испанцев, потом перебрался в Перу, где громил тех же испанцев, потом стал командовать бразильским флотом и громить португальцев. В Южной Америке полно памятников этому замечательному адмиралу, одному из столпов независимости сразу трёх стран. Затем Кокрэн перебрался в Грецию, чтобы сразиться с турецким флотом, но из-за отвратительной дисциплины новоэллинских морских волков ему пришлось бросить все силы на самоподготовку греческих военно-морских сил, а тем временем турецкий флот благополучно разгромила спешно созданная очередная англо-франко-русская коалиция. Помимо продолжения славной флотской карьеры - лорд Кокрэн всю жизнь добивался полной реабилитации по делу о жульничестве на Лондонской бирже, воюя против своего тогдашнего политического противника и судьи на процессе - лорда Элленборо, чью деятельность на стезе правосудия Кокрэн называл худшим видом тирании. Славный адмирал не дожил каких-то 70-80 лет до знаменитых Московских процессов, а то б, пожалуй, многое стало на место в его замечательной бесшабашной голове. Что же касается казаков, то в весеннем Париже 1814 года они пользовались у местного населения большим успехом.

*) Тарле Е.В. Наполеон.- М., 1941 (http://www.museum.ru/museum/1812/Library/Tarle/part15.html)
**) http://www.gutenberg.org/files/21027/21027-h/21027-h.htm Pg.5