"Аня стояла в дверях комнаты отдыха. В руке был зажат странный двуствольный пистолет. На девушке не было ничего, кроме чулок, да и те были приспущены". Бежит холодок по спине? Отваливается челюсть? Не буду мучить – начало и продолжение этой захватывающей истории можно найти в детективном романе "Охота на медведя", посвящённом художествам московского брокера по прозвищу Медведь на российском фондовом рынке. Подаривший читателям строки про Аню, стоящую в чём мать родила у комнаты отдыха, Пётр Катериничев - не простой графоман из Калуги, а писатель, успешно обучившийся истории в КГПУ им. Циолковского, а творчеству - в МЛИ им.Горького, награждённый даже дипломом "Росзарубежцентра" за вклад в развитие русской литературы*). Ну, к зарубежцентру претензий нет, зарубежцентр – он зарубежцентр и есть, будь он хоть при российском МИДе, хоть при советской внешней разведке, и какой видится из зарубежцентра эта самая русская литература, куда её развивать – вопросы к специалистам. А нам сегодня интересно другое: главный герой, брокер, играет чаще всего на понижение, имя - Олег, фамилия даже немного знакомая - Гринёв, прозвище - Медведь, специалист по "финансовым потокам", в чём-то обычная биография москвича из хорошей внешторговской семьи, прошёл, как большинство внешторговских, солдатскую службу в Афганистане, подучился у профессора Гофмана во Франкфурте-на-Майне, аналитический ум, российский фондовый рынок знает на хорошо и отлично, рушит его "до грунта" продажами всего на 10-15 миллионов долларов, колдует при помощи лежащих на антресолях старых рулонов с графиками, посещает презентации, вхож в казино, коньяк, как и полагается, пьёт через каждые двадцать страниц романа "широкостенными стаканами", кофе – каждые четыре страницы романа - "широкостенными чашками", быстро ездит на "дорогом, престижном автомобиле", развёлся с Эвелиной, увлекается Мариной, Женей, Аней – одна другой умнее и краше. Вот Женя: " - «Икар консалтинг». А что означает первое слово? - Разве это важно? - А все‑таки? Что‑то из греческой мифологии?". Вот Марина: "- Я сидела на диванчике и читала... А ты подошел и сказал: «Пепел Клааса стучит в мое сердце...» Это из Шарля Де Костера?". Аня, как мы помним, ещё и стреляет из двуствольного пистолета, стоя без трусов в дверях комнаты отдыха. Много хорошего дало воспитание в родительском доме. Покойный приёмный отец – бывший ответственный работник Внешторгбанка и Министерства финансов Союза ССР, человек по-своему бесстрашный, так как в 1967 году купил себе в загранкомандировке, прямо на глазах у коллеги из того же министерства, не зонтик-автомат, не плащ-болонью, не нейлоновую рубашку и не магнитофон "Грюндиг", а рубин за 300 (триста) фунтов стерлингов, правда, и коллега-финансист был не из трусливых, купил такой же точно рубин и себе, а уж куда они потом эти свои рубины перед встречей с таможней Союза ССР прятали – в диппочту ли, в задние ли проходы – не нашего ума дело. Покойная родная мать – выпускница Института иностранных языков, переводчик‑референт Министерства иностранных дел Союза ССР, "женщина обаятельная, незаурядная, исключительного образования и высоких душевных качеств", сопровождавшая по службе американского миллиардера сэра Роджера Джонса в его длительной поездке по советской стране в 1970 году и родившая через 9 месяцев после этой важнейшей командировки пацана Олежку. Приятели отца по Внешторгбанку и Минфину, светлые финансовые головы, старики, пережившие в начале 90-х годов "крушение идеалов юности", в письменной форме изъясняются так куртуазно, как и положено бывшим аппаратчикам, друзьям Гринёвых: "Милостивый государь Олег Федорович! Обстоятельства сложились так, что принуждают непременно дать вам те объяснения, какие вы вправе требовать от меня или иных людей, имеющих интересы в деле, которым вы занимались минувшие полгода...". Сюжет романа "Охота на медведя" столь замысловат, что лучше не говорить о нём и вовсе. К роману этому вообще лучше отнестись не как к роману, но как к симптому. А для воскресного культурного досуга нет ничего приятнее прежних, стародавних историй о том же Гринёве: "Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки. Батюшка у окна читал Придворный Календарь, ежегодно им получаемый. Эта книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем всегда удивительное волнение желчи. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный Календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам. Зато, когда он случайно его находил, то бывало по целым часам не выпускал уж из своих рук. Итак батюшка читал Придворный Календарь, изредко пожимая плечами и повторяя вполголоса: "Генерал-поручик!.. Он у меня в роте был сержантом!... Обоих российских орденов кава-лер!.. А давно ли мы..." Наконец батюшка швырнул календарь на диван, и погрузился в задумчивость, не предвещавшую ничего доброго. Вдруг он обратился к матушке: "Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?" - Да вот пошел семнадцатый годок, - отвечала матушка. - Петруша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Гарасимовна, и когда еще... "Добро" - прервал батюшка, - "пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим, да лазить на голубятни". Мысль о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку, и слезы потекли по ее лицу."*) http://www.newizv.ru/news/2005-04-06/22514/
Комментариев нет:
Отправить комментарий