Случай Эжена Анри Поля Гогена выглядит, на первый взгляд, одним из самых сильных моральных аргументов против бесполезной траты времени на бирже теми, у кого есть способности к настоящему творческому горению. Каноническая версия начала превращения Гогена из примерного семьянина и высокооплачиваемого сотрудника конторы биржевого маклера в нищего сифилитика и великого художника примерно такова: зимним вечером 1883 года, вернувшись домой со службы, он сообщил жене, что уволился и отныне каждый день намерен заниматься живописью. То, что сделал хитроумный Жюль Верн лишь после того, как убедился в успехе "Пяти недель на воздушном шаре», богач Гоген совершил без какого-либо серьёзного практического рассчёта, руководствуясь одним стремлением посвятить себя любимому делу. Эта версия, этот пример разрушительной страсти к искусству нашли своё художественное воплощение у большинства писавших о нём – от Моэма до Перрюшо. Прощай, постылый достаток – здравствуй, голодное творчество. Но так ли всё было в действительности? Оставим в стороне достаточно скандальные подробности биографии Гогена, их немало и в серьёзной книге Дэвида Суитмена «Paul Gauguin: A Complete Life», со страниц которой перед читателем предстаёт мрачный и достаточно хитрый тип со множеством ужасных пороков. Нас интересуют сегодня лишь обстоятельства, при которых в январе 1883 года Гоген отказался от работы, дававшей ему средства к безбедному существованию более одиннадцати лет. Оставив её, перестал ли он интересоваться материальной стороной жизни? Вовсе нет. "Гоген очень беспокоит меня, - утверждал Писсарро, сам происходивший, заметим, из весьма буржуазной семьи, - он такой ужасный торгаш, во всяком случае в своих делах. У меня не хватает духу сказать ему, насколько эта позиция ложна и бесперспективна». Далее цитируем самого Гогена, по книге Джона Ревалда «История импрессионизма»: "А на Дега я не обращаю никакого внимания, я не собираюсь истратить жизнь, копаясь с одной деталью в течение пяти сеансов. Если исходить из цен на масло, это получается слишком дорого". Чем занимался на бирже Гоген? В 1871 году его устроили в контору к биржевому маклеру Полю Бертену. Биржевые маклеры (agents de change) на Парижской бирже того времени были людьми весьма известными и важными. Всего их было постоянно около 60 человек, кандидатура каждого требовала одобрения министерства финансов, а назначение – указа президента республики. Должность, которую получил Гоген в конторе одного из таких маклеров, называлась – посредник. Чем занимался посредник? Перрюшо пишет об этом так: «Гоген никак не был подготовлен к тому, чтобы стать биржевым посредником. Но эта профессия не требовала специальных познаний. Посредники получали распоряжения о купле и продаже от биржевых спекулянтов, собиравшихся в кафе неподалеку от биржи или на бульварах и обсуждавших там свои дела, и заносили их в записные книжки». Уже некоторая ясность. Посредник – хоть и не мальчик на побегушках, но тоже не начальник. Это мелкий служащий, который должен получить распоряжение у клиента в кафе, записать его, потом принести в контору и переписать разборчивым почерком. Диапазон для творчества: можно тупо записать, что хочет клиент, а можно уболтать клиента, чтоб тот дал распоряжение на большую сумму денег, можно писать буквы в конторской книге с завитушками, а можно – без. Гоген справлялся хорошо, заполнял книжку старательно, в разговоры с клиентами вступал, в конторе писал без завитушек. Через некоторое время довольный Бертен продвинул Гогена по служебной лестнице, назначив ликвидатором (не путать с киллером; зарплата больше, чем у посредника, но тоже не разгуляешься). Потом маклера Бертена сменил новый биржевый маклер – Галишон. И при нём Гоген добросовестно и без завитушек заполнял в конторе ордера. Так, а деньги тогда откуда? Откуда тысячи и тысячи франков, на которые Гоген во второй половине 70-х годов скупал картины, обставлял квартиры и даже, по утверждению Перрюшо, «на биржу приезжал в двухместной карете, чем немало изумлял своих более скромных коллег»? Откуда деньги на то, чтоб «карета ждала его до конца собрания», а «в гардеробе Гогена было по меньшей мере четырнадцать различных панталон»? Попробую угадать. Эти огромные деньги были вовсе не жалованием, а доходом от параллельной деятельности – спекуляции на неофициальной бирже - "La Coulisse" – кулисе. Именно там, не внутри Парижской биржи, а снаружи, у колоннады делались в те годы состояния на биржевом буме и форвардных контрактах. Конец 70-х – начало 80-х ХIX века в Париже – время неслыханного роста рынка, который почти ежедневно и без перерыва всё больше раздувался, постепенно начиная походить на воздушный пузырь. Рынок двигало вперёд то, что ещё за сто лет до парижского бума Сэмюэль Джонсон назвал «последним прибежищем негодяя», рынок двигал вперёд – патриотизм. Добрые французские католики основали в 1878 году банк Société de l’Union Générale, который намеревался собрать вместе капиталы, принадлежащие католикам, а затем направить их бурным потоком в Центральную и Южную Европу, чтоб покончить раз и навсегда с еврейско-протестантскими умниками из Rothschild-Creditanstalt в Вене, чьи отвратительные щупальца душили родимую французскую экономику. Некоторое время всё было хорошо. Österreichische Länderbank, основанный в Австрии тем же Société de l’Union Générale, стал пользоваться поддержкой правительства в Вене, началось невиданное прежде строительство французами железных дорог на Балканах (помните "Восточный экспресс"?), банки в самой Франции росли, как грибы, а цены их акций рвались вверх. Финансировалось всё на свете, Сербии был предоставлен заём в 100 миллионов франков, а Société de l’Union Générale, чтобы увеличить свой капитал, выбрасывал на рынок всё новые и новые ценные бумаги. Игра на повышение стала приобретать в кулисе характер истерии. Именно в это время скромный ликвидатор Гоген «беспечно засадил свой сад розами редких сортов и, уступив давнему желанию, увешал стены дома целой коллекцией картин: в несколько приемов он истратил на картины пятнадцать тысяч франков». Добавлю, что не он один так развлекался в те лихие годы. И вдруг - покладистое прежде австрийское правительство отказало Banque de Lyon et de la Loire в концессии на открытие Banque Maritime de Trieste. С 4 по 13 января 1882 года цена акции Banque de Lyon упала с 1400 до 540 франков. Спекулянты форвардного рынка из кулисы, накупившие акции лионского банка для их продажи по 1800 франков в середине января, затаили дыхание. И тут начался обвал. 28 января акции Société de l’Union Générale , стоившие недавно 3000, упали до шестисот франков. Затем банк приостановил платежи, затем были арестованы его директор и председатель административного совета, затем суд объявил о банкротстве. Кулиса была разорена, а вместе с ней, очевидно, и Гоген-богач. Чтоб спасти саму Парижскую биржу, Банк Франции предоставил срочный заём биржевым маклерам, который они выплачивали потом много лет, экономя буквально на всём . Таким образом, и Гогену-ликвидатору надо было, как минимум, урезать зарплату. Уволился ли он сам, уволили ли его – это уже не имеет значения. Главное, что через 11 месяцев после краха, уходя с биржи в живопись, Гогену нечего было терять, кроме своих цепей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий