"Я культурно проводил воскресенье..." - 8

Было, было, не будем отпираться, и такое время на больших частях суши, когда само слово "импрес-сионист" представля-лось многим словом бранным. Идеология, она же не останавлива-ется, затаив дыхание, перед Дворцом культуры, а смело врывается внутрь, где и начинает немедленно топать направо-налево своими грязными сапожищами. Впрочем, сегодня мы постараемся вспомнить только о приятном, о биржах, увековеченных сыном банкира и внуком известного дельца хлебной биржи де Га - французским художником Эдгаром Дега. Селестина Мюссон, мать Дега, была родом из Луизианы, и туда же к началу 1870-х годов переселились два брата Эдгара. В конце 1872 года Дега отправляется за океан, чтоб навестить родственников в Новом Орлеане, где и начинает уже через несколько месяцев работать над одной из лучших своих картин - "Хлопковая биржа в Новом Орлеане" (1873, Музей изящных искусств, По). Сам он, в письме к приятелю, описывал замысел так: "На ней около пятнадцати персон, проявляющих больший или меньший интерес к столу, заваленному ценным материалом, а двое мужчин, один немного наклонясь, а другой полусидя на столе, покупатель и брокер, обсуждают образец". Колорист Дега не только великолепный рисовальщик, способный быстро и точно схватить профессиональный жест и позу человека за работой, но он ещё и настоящий аристократ, которого чрезвычайно интересует работающий человек. Кстати, сидящий на переднем плане и поглощённый изучением образца товара человек - это дядя Дега, Мишель Мюссон, брокер хлопковой биржи. Исследователи творчества художника предполагают также, что сама ценность хлопка, вокруг которого шла вся жизнь в Новом Орлеане, поразила воображение Дега и толкнула его к созданию этой картины. Интересно, что Дега намеревался выставить полотно в Манчестере, главном городе европейской прядильной промышленности, и писал при этом так: " Если прядильщик когда-нибудь хотел найти своего художника, то не должен миновать меня". Остаётся добавить, что здание, в котором работали люди, изображённые на картине, было перестроено под большее в начале 20-х годов прошлого века, а с момента закрытия ново-орлеанской биржи в 1964 году в нём находится гостиница The Cotton Exchange Hotel. А вот Пале-Броньяр, он же - Пале-де-ля-Бурс, или Дворец биржи, портик которого хорошо виден на другой знаменитой картине Дега – "Портреты на бирже" (1879, Музей Орсе, Париж), стоит себе во Втором округе Парижа до сих пор и будет, можно надеяться, стоять всегда. Именно в этом здании, если помните, надувал у нас честной народ не далее, как на прошлой неделе, окаянный торгаш Жюль Верн, именно здесь, а не после ванны, не в балетной студии, не в театре и не на скачках - Дега запечатлел еврейского финансиста Эрнеста Мая, управляющего Франко-египетским банком. Май через очки читает документ, который показывает ему один из помощников, одновременно слушая другого своего служащего (история сохранила нам даже его имя – М.Болатр). Обычная биржевая сценка. Приличные люди, прилично одеты и заняты приличным делом. Эрнест Май не позирует для портрета, но находится в центре композиции, хотя и не является при том центром вселенной, ведь рядом и вокруг идёт какое-то более общее и, возможно, более важное действие. Тёмно-коричневые и чёрные цвета одежды подчёркивают профессиональную близость изображённых. Словом, Дега. Не ошибёшься. А ведь какой только чуши не писали об этой картине некоторые оголтелые искусствоведы, пользуясь тем несчастным обстоятельством, что Дега времён "дела Дрейфуса" оказался среди антидрейфусаров и антисемитов. Дальше всех пошла, пожалуй, некая Линда Нохлин, автор книги "The Politics of Vision", которой казалось подозрительным буквально всё – и внешность Мая, взятая якобы из антисемитских карикатур, и слишком вольные, запанибратские позы помощников, один из которых живо напомнил ей Иуду, обнимающего Христа, хотя тогда, по её логике, как раз Май и должен бы был душить помощника предательским объятием. Попадались мне даже измышления такого рода, что М.Болатр – вовсе не М.Болатр, а некий хищник-делец, сообщающий Маю внутреннюю информацию одной из компаний, что должно привести к дальнейшему, по мнению якобы Дега, закрепощению родимой Франции жидо-масонами. В действительности, парижский банкир и биржевик Эрнест Май (1845-1925) был известным собирателем картин старых мастеров, начавшим к концу 1870-х годов покупать современную живопись, в том числе и Дега. Он сам заказал художнику свой портрет среди помощников на бирже и был, очевидно, удовлетворён результатом, так как через несколько лет заказал Дега и портрет жены. Да и мне, признаюсь, нравится образ Мая у Дега. Не вижу в нём ничего карикатурного. Я не возражал бы, будь какой-нибудь мой предок похож на месье Эрнеста внешностью, умом и пониманием истинной ценности предметов искусства. Вполне достойный и симпатичный господин. Не знаю, может быть, иной Линде Нохлин её собственный прадедушка и представлялся умопомрачительным красавцем, эдакой белокурой бестией, но кто ж его знает, как там было на самом деле.