"Я культурно проводил воскресенье..." - 2

Сценарий писали аж четверо, включая многостаночника Гуэрру, но от этого пересказ сюжета не станет более внятным. Переводчица Виттория уходит от Рикардо, своего многолетнего любовника и, очевидно, работодателя. Зритель подключается к начавшейся предыдущим вечером сцене "объяснения" в квартире Рикардо уже под утро, но на Виттории элегантное платье, туфли на каблуках, об её усталости говорит лишь то, что она забирается прямо в туфлях на диван, где и пытается свернуться клубком. Одет с иголочки и Рикардо – белая сорочка, галстук. Для завершения образа упомянем, что Рикардо, не дождавшись конца долгого "объяснения", умудряется улизнуть и наскоро побриться электробритвой. Он не понимает, почему уходит Виттория, а та и сама не знает ответа, да вот уходит. Впрочем, уходит не очень далеко, так как её собственная квартира в получасе неспешным шагом, тоже симпатичная квартирка, хотя, конечно, не такая стильная и не с таким видом из окон, как рикардова. Чисто выбритый брошенный любовник в отличном деловом костюме догоняет Витторию на машине где-то по пути, провожает её пешком буквально до калитки, бросив незапертый автомобиль прямо на дороге. Кому в Италии надоело крутить баранку, кому охота поторчать подольше в полиции, заполняя идиотские бумажки, кто давно не пытался дозвониться своему страховщику - тех приглашаем повторить эту сцену вслед за Рикардо. Куда отправляется, наскоро отдохнув, женшина, открывающая новую страницу своей жизни? Естественно, к родной матери за советом. Виттория хорошо знает, где найти мамашу – та целыми днями торчит на Римской фондовой бирже, хватая трейдеров за рукава в надежде поймать свою удачу. Один из этих молодых людей, смазливый трейдер по имени Пьеро, вдруг начинает демонстрировать нам степень своей профпригодности. Когда некий делец, совсем как в оперетте, громким шёпотом сообщает другому трейдеру, акции какой компании надо бы прикупить, Пьеро, подслушав разговор, успевает опередить незадачливого товарища по торговой площадке, а затем ему же через минуту перепродаёт свою покупку с немалой прибылью. Кому хочется потерять последние штаны, кто никогда не слышал о дешёвом трюке "громкий шёпот", кто спит и видит, как бы хоть разок побыть в шкуре жертвы незатейливого лохотрона – тем советуем повторить эту сцену вслед за Пьеро. Дальше пересказ сюжета продолжать? Будет ещё много чего интересного. Виттория сходит в гости к соседке, а там, густо намазав гуталином лицо, шею и ноги, будет исполнять среди ночи африканские танцы под громкую африканскую же музыку - на радость всей округе. Без какой-либо цели слетает с друзьями в Верону, полюбит и тут же разлюбит Пьеро. Тот тоже много чего успеет, вплоть до некоторого разочарования в избранном жизненном пути. А машину всё-таки угонят, правда, не у разгильдяя Рикардо, а у самого Пьеро. Теперь вопрос: кто же всю эту галиматью сыграет, а главное – кто поставит? Ответ: Моника Витти, Ален Делон. Поставит Микеланджело Антониони, в 1962 году. Лет тридцать назад я простоял зимой ночь в очереди, чтоб купить утром билет на этот фильм. Ни об одной минуте того топтания на морозе не жалею до сих пор. Сейчас посмотрел "Затмение" вновь – всё так и есть, потрясающее кино. Это лучший фильм Антониони, это вообще один из лучших фильмов. Так называемые "кинокритики" советских времён, пролезшие к просмотрам серьёзного кино по головам зрителя, подсаженного на почти единственно доступную ему западную жискаровскую кинодребедень, тиражировали одну и ту же примитивную, рождённую в закоулках европейского, с крепким социальным духом, киноведческого шлака мысль: это фильм о "некоммуникабельности", о разобщённости современных людей в мире, где индивидуум якобы раздавлен. Это Виттория некоммуникабельна? Да она открыта любому контакту, будь то соседка из Кении или дядька, пьющий пиво в кафе на аэродроме. Или это, может, о трейдере Пьеро? Некоммуникабельными были как раз те косноязычные уроды, которым "для загробактива, в стереотрубу", впридачу к балычку и коньячку показывали украденные у нас фильмы. И сегодня сплошь и рядом читаешь в лучшем случае про "отчуждающее, катастрофическое воздействие стеклобетонной модернистской архитектуры", которое "испытывают" какие-то неведомые мне "Виктория и Пьер" *). Что это? Откуда такая заумная чёрствость? Ведь если не видно собственным, замыленным на кинофестивалях глазом, то послушайте Антониони, говорившего, что его фильмы не только и не столько о "бесчеловечном мире индустрии", где человек доведён до невроза, а стремился он как раз к другому - "выразить красоту этого мира, где даже заводы могут быть прекрасными". Чудесны в "Затмении" не вымученные идеи его толкователей, а сами зрительные образы, которые рвут ткань посредственного сюжета, тормозят развитие всей этой сшитой на живую нитку истории, становятся главным, самоценным, выходя за пределы киноплёнки и зрительного зала. Сама по себе существует теперь в искусстве, в памяти тех, кто сведущ в красоте образов, та, похожая на гриб или иллюстрацию к "Войне миров", невменяемая башня из "муссолиниевского" района Эур, что видна из окон квартиры Рикардо. Сами по себе существуют антониониевские отражения в зеркалах, его вентиляторы, его чёрное на белом, каблуки туфель на диване, щепка и спичечный коробок в бочке с водой, силуэты деревьев, вода на асфальте, Витти и Делон в своих лучших ролях, зажигающиеся фонари, тревожная красота природы перед затмением – пока ещё очередным дублем неизбежного.

* ) - (http://magazines.russ.ru/vestnik/2001/3/pl.html).