"Я культурно проводил воскресенье..." - 3

Поэты не только писали о бирже, некоторые на ней ещё и работали. Автор давно ставшего ироническим крылатого выражения "Отряд не заметил потери бойца", служил в ранней юности на товарной бирже "мальчиком". "Боец не заметил потери яйца", - издевательски перевирал хрестоматийную "Гренаду" стояший от меня справа в пионерском строю сорок зим тому назад. И не хотелось заступаться за автора, потому что однажды тот сам обманул меня так, что хуже не придумаешь. Дело было вот как. Я увидел в телевизионной программе, что через неделю будут показывать спектакль "Двадцать лет спустя". Всю неделю готовился ко встрече с любимыми героями, хорошо учился, чтоб родители не погнали раньше спать, а это, оказалось, была мура – постановка дурацкой пьесы Михаила Светлова, не только не про тех, но и не о том! Этого бессовестного гада нас ещё и заставляли распевать, начиная с детского сада. "Каховка, Каховка, родная винтовка... Горячая пуля, лети!". И про спартаковцев, смелых бойцов - "мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо.." – весь наш дошкольный скандёж вышел из-под его иезуитского пера. Нормальные взрослые относились к нему снисходительно. Считалось, что он был большим шутником, на грани некоторого цинизма. Цитировали его телеграмму, которую он якобы послал из Ялты в Литфонд, долго мурыживший его с очередным переводом: "Вашу мать беспокоит отсутствие денег". Ненормальные взрослые, когда напивались, просто орали на улице про "родную винтовку". Отношение моё к Светлову стало меняться совершенно случайно, после того, как мне попался "Лирический сон", в котором Архангельский разделался с "Гренадой": " Серьезное дело/ Поручено мне:/Давлю сапогами/Клопов на стене...". Даже само упоминание этих сапог представлялось мне явлением совершенно антисоветским, настолько достала эта "Гренада" из всех радиоточек. И никого не сожгли на костре ни за те сапоги, ни за тех клопов? А Архангельский благополучно лёг в сырую землю в 1938-м под некролог Андрея Платонова и не отправился в Чердынь или Сучан? По тогдашней моей прямолинейной детской логике - означало это одно: Михаил Аркадьевич был не из своры. Его можно было лягать. И я стал смотреть на него спокойнее. "Комсомольский" поэт из Екатеринослава, которого вроде даже вытурили из комсомола "за троцкизм". Да он и был троцкистом на полную катушку! Отсюда, конечно, и мучительная бесконечная боль за простых китайцев, и лютая жажда реванша по отношению к самому страшному на свете – панской Польше, давшей под зад коленом и Троцкому, и Тухачевскому, " и надежда Анголы, и черная боль Алабамы", и "к освобожденью Марокко выведет Абд эль Керим". Абд эль Керим, конечно, далеко выведет, но всё-таки Светлову замечательно удалось стать, пожалуй, наименее кровожадным из всех кровожадных поэтов кровожадного века. Даже страшная его "Пирушка", где много чего вспоминает он вместе с председателем Чека товарищем Орловым, в том числе и " как пылала Полтава,/ Как трясся Джанкой,/Как Саратов крестился/Последним крестом", и как уморили они голодом и жаждой мальчиков-юнкеров ,– даже "Пирушка" та больше напоминает белую горячку, в которую лирический герой и товарищ Орлов вошли штопором, чем поэтический манифест. Как у Светлова получалось почти честно балансировать между передовицей и поэзией – хорошо видно из следующих чудесных строк:

-

Я бы тоже, как провод,

Ворону качал,

Я бы пел,

Я б рассказывал.

Я б не молчал,

Но сплошным наказаньем

Сквозь ветер, сквозь тьму

Телеграммы бегут

По хребту моему:

'Он встает из развалин -

Нанкин, залитый кровью...'

'Папа, мама волнуются,

Сообщите здоровье...'

-

На Страшном суде Светлову-Шейнкману зачтётся и за трогательную "Старушку" 1927 года, где появляется даже собеседник-великан, отличившийся в том же году поэмой "Хорошо!":

-

Время нынче такое: человек не на месте,
И земля уж, как видно, не та под ногами.
Люди с богом когда-то работали вместе,
А потом отказались: мол, справимся сами.

Дорогая старушка! Побеседовать не с кем вам,
Как поэт, вы от массы прохожих оторваны...
Это очень опасно - в полдень по Невскому
Путешествие с правой на левую сторону...

В старости люди бывают скупее -
Вас трамвай бы за мелочь довез без труда,
Он везет на Васильевский за семь копеек,
А за десять копеек - черт знает куда!

Я стихи свои нынче переделывал заново,
Мне в редакции дали за них мелочишку.
Вот вам деньги. Возьмите, Марья Ивановна!
Семь копеек - проезд, про запасец - излишки...

Товарищ! Певец наступлений и пушек,
Ваятель красных человеческих статуй,
Простите меня, - я жалею старушек,
Но это - единственный мой недостаток.

-

Когда Лучший друг советских физкультурников по брёвнышкам раскатал всю ту вшивую "романтику", которая не давала Светлову времени заглянуть в самого себя, когда кокнули и товарища Орлова, и товарищей, которые кокнули его, и когда подох наконец сам Лучший друг - стихи Михаила Аркадьевича наконец зазвучали почти так, как хотел слышать их Всевышний:

Я листаю стихов своих томик,

Все привычно, знакомо давно.

Юность! Ты как охотничий домик,

До сих пор в нем не гаснет окно.

Вот, в гуманность охоты поверив,

Веря в честность и совесть мою,

Подошли добродушные звери.

Никого я из них не убью

-

В его поздней лирике такая пронзительность, что хочется плакать, читая её даже тогда, когда тебе только двадцать:
.

Живого или мертвого
Жди меня двадцать четвертого,
Двадцать третьего, двадцать пятого -
Виноватого, невиноватого.
Как природа любит живая,
Ты люби меня не уставая...

-

Или вот это:
-

Выйди замуж за старика -

За меня -вот какой урод!

Не везде река широка,

Перейди меня тихо вброд.

Там, на маленьком берегу,

Где закат над плакучей ивой,

Я остатки снов берегу,

Чтобы сделать тебя счастливой.

-

С лёгкой руки любившего его Леонида Гайдая - он стал человеком и теплоходом. Крамольный вопрос: не от этой ли "плакучей ивы", где закат, название того ресторан, от которого "строго на север, порядка 50 метров, расположен туалэт типа сортир, обозначенный на схеме буквами мэ и жо"? Что ж, Светлов любил рестораны, от названия ресторана родилась и "Гренада". Оценил бы, доживи до "Бриллиантовой руки". Но он умер раньше. Как справедливо сказано в одном сомнительном источнике, "28 сентября 1964 года Михаил Аркадьевич с потрясающим мужеством встретил смерть". А Екатеринославская товарная биржа восстала из пепла. Находится сейчас, как ей и положено, в г. Днепропетровске, имеет свой сайт в интернете: http://www.tbe.com.ua/ . С большим интересом познакомился я там с последними ценами на кукурудзу, соняшник, борошно пшеничне, полюбовался фотографиями В.А. Хижняк - председателя Биржевого комитета, К.Ю.Когана – генерального директора. Кстати, у председателя, Веры Андреевны, на фотографии почти чистый стол – видно, что умеет человек организовать своё рабочее место. Заметно больше документов на столе у гендиректора, Константина Юрьевича, – есть, так сказать, к чему стремиться человеку в этом контексте. А вот главного бухгалтера Татьяну Алексеевну Сидельник даже плохо видно из-за бумаг. Да, если кто подумал случайно, что Сидельник – подходящая профессиональная бухгалтерская фамилия, то он ошибся дважды. Во-первых, "сидельник" – это вовсе даже мужчина, сидящий при больном, но фамилия могла произойти от "сЕдельника", под влиянием произношения, как утверждает некто Федосюк в "Популярном этимологическом словаре". Во-вторых, под фотографией написано, что Татьяна Алексеевна по основной своей профессии – социолог. Словом, если сравнивать чистоту столов, то напрашивается вывод, что чем ниже спускаешься по биржевой вертикали власти, тем яростнее атакуют тебя печатные слово и цифирь. А может быть, не хочу никого обидеть, есть здесь и определённая доля разгильдяйства. Тут я подумал о том, как бы выглядел на фотографии, будь она здесь, рабочий закуток давнего коллеги сегодняшних днепропетровских биржевиков - "мальчика" , написавшего потом "Старушку". Наверное, вообще ничего не разглядеть из-за бумаг. Я бы тоже, как провод, ворону качал, я бы пел, я б рассказывал, я б не молчал...